Тот, кто когда-нибудь пробовал самогон, настоянный на куринном помете, подтвердит правдивость этой истории. Остальные слушайте. Было это в далекие застойные годы, когда колхозники помогали студентам и прочему мобилизованному люду убирать урожай. В то время я и мой друг Микола, новоиспеченные лейтенантики из летного училища, служили в прославленном N-ском многоорденоносном авиаполку.
Вызывает нас как-то замполит и говорит, что родина решила послать нас на ответственное боевое задание — распылять дуст над бескрайними алтайскими полями. Тем более, как следует из наших дипломов, материальную часть — самолет АН-2 («кукурузник») — мы знаем на «отлично». Не могу сказать, что это задание вызвало у нас большое воодушевление, но с начальством не спорят, и вскорости мы оказались на новом месте прохождения службы.
Молодость и жизнелюбие помогли нам быстро справиться с унылостью окружающей обстановки и за считанные дни мы выработали новый уклад жизни. Полеты начинались в 8 часов утра. Жили мы в каком-то колхозном бараке и аэродром был в километрах пяти от нас. Вставали мы часов в 6 и неспеша добирались до аэродрома пешком. На нашу радость путь наш пролегал через деревню Козловку, в которой мы буквально на следующий день нашли добросердечную бабку Матрену, выдававшей нам за полтиничек два — чистых как слеза и полных по самое некуда — стакана самогона. Уютно расположившись на васильковом поле, под ласковыми лучами еще незнойного солнца, мы неспеша выпивали наш самогон и заедали хрустящими солеными огурчиками, которые бабка Матрена по своей душевной доброте выдавала нам совершенно бесплатно. И жизнь после этого не казалась нам такой уж хмурой. Так продолжалось почти месяц.
Но однажды, к своему большому удивлению, мы не застали Матрену дома — она уехала в райцентр за пенсией. Наши организмы, привыкшие за месяц к определенному порядку, требовали своего. Мы пошли по домам искать замену и скоро нашли ее. Одна из соседок Матрены вынесла нам два стакана, наполненных жидкостью, от которых шибанул такой дух, что я чуть не блеванул тут же на огороде.
— Ты чего, бабка, отравить нас хочешь? -заорал я на нее.
— Да вы что, сыночки, — стала оправдываться бабка, — вы только попробуйте, это же не простой самогон, а на куринном помете. Это ж лечебное средство, по старинному алтайскому рецепту, всю заразу из вас в миг повыгонит. Я не большой, конечно, специлист в бродильных технологиях, но из бабкиных слов выяснилось, что на определенной стадии перегонки брагу заливают в специальную бочку, имеющую две стенки. А объем между стенками полностью заполняют куринным пометом. Уж не знаю, какие при этом действуют химические процессы, всякая там абсорбция и прочее, но бабка уверяла, что более чистого самогона в мире не существует.
— Как же пить эту гадость? — не успокаивался я.
— Да так и пейте, заткинете нос пальцами и быстро глотайте.
Выбирать было не из чего, наше время уже подпирало — мы взяли у бабки самогон и двинулись на присиженное место, неся стаканы на вытянутых руках, отвернув носы в сторону. По команде, предварительно дружно выдохнув, мы опрокинули стаканы. Последнее, что я помню, это Миколу с широко выпученными глазами, держащими в руках пустой стакан. Как он опускал его на землю, я уже не видел. Проснулся я оттого, что знойное алтайское солнце немилостиво било мне прямо в глаза. Хотя мысли в голове вращались с непреодолимым трудом, я сумел заметить, что солнце стоит прямо в зените — время перевалило за полдень. В ужасе вскочив, я принялся трясти Миколу:
— Микола, вставай, проспали к едреной матери, полеты давно начались!
Судорожно похватав вещи, мы бегом кинулись на аэродром, с ужасом представляя, какую телегу председатель колхоза накатает в часть.
